— Им здесь нужно что-то другое, что работало бы круглый год.
— Что же это?
Удд послюнявил палец, поднял его в воздух.
— Ветер здесь никогда не стихает, правда?
Шеф рассмеялся. Сама мысль о том, чтобы летучий ветер, которого никто никогда не видел, не взвесил и не поймал, двигал такую тяжелую вещь, как огромные мельничные жернова, казалась нелепой.
— Но ведь ветер движет корабли, правильно? — сказал Удд, прочитав его мысли. — Если он может двигать корабль весом в десять тонн, почему он не может двигать мельничный жернов, который весит только тонну?
— Ветер отличается от воды, — сказал Шеф. — Он движется то в одну сторону, то в другую.
— Но морякам ведь это не мешает? В общем, я задумал вот что… — и Удд на ходу описал свой замысел: ветряная мельница с крыльями, установленная на поворотной раме, которую можно развернуть по направлению ветра за рычаг типа корабельного румпеля. Возражая, получая ответы, добавляя свои замечания, Шеф ощутил, что постепенно его все больше и больше охватывает изобретательское вдохновение. Едущий позади них Квикка подтолкнул Карли.
— Ему удалось разговорить Шефа. Как раз вовремя. Я уж было беспокоился, что мы едем по таким опасным местам с двумя вожатыми и каждый слегка не от мира сего. Вот бы сделать что-нибудь похожее и со вторым.
Он показал на гигантскую фигуру Бранда, бегущего впереди колонны, одной рукой держась за седло своей усталой лошади.
— С этим будет потруднее, — вмешался едущий позади Ханд. — Хорошо бы, он поскорее оказался на своем корабле.
Загвоздка возникла не в одном из хуторов, которые они проезжали в тот день и назавтра, хотя везде отряд наталкивался на опущенные долу лица и молчание стоящих у своих амбаров и хлевов крестьян. Будучи настороже, Шеф внимательно осматривался в каждом из дворов, выискивая следы присутствия других людей, кроме норманнов. Дважды он заметил изможденные лица, выглядывавшие из-за ставень — женщины, надеющиеся на чудо, а может быть, всего лишь на ободряющее слово на родном языке. «В своем сне, — подумал Шеф, — я слышал неумолчный шум ручных мельниц, крутящихся двадцать лет, тридцать лет, беспросветная каторга до самой смерти».
Размерами хутора не превышали нескольких ярдов, в них никогда не жило больше десяти-двенадцати мужчин, считая со стариками и подростками, явно недостаточно, чтобы помериться силою с хорошо вооруженным отрядом такой же численности, пусть и составленным из бывших рабов и со странным ратоборцем во главе. Когда горная дорога в конце концов нырнула в долину, которая, понижаясь, встретилась с двумя другими долинами, маленькая кавалькада увидела перед собой у слияния двух рек россыпь домов, за которыми возвышалось здание в несколько этажей с вырезанными на фронтонах и коньках фантастическими драконами.
Бранд привстал на стременах, оглянулся на отряд.
— Это Флаа, — сказал он. — Главный город здесь, в Хал-лингдале. В нем даже храм есть. Попробуем просто проскочить через него, как будто это очередной хутор.
Когда они проезжали мимо деревянной церквушки на маленькой площади в центре селения, между домами высыпали люди, закрывая проезд вперед, да и в другие стороны. Они были полностью вооружены, копья и щиты наготове, подростки и мальчишки сзади воинов целились из луков. Шеф услышал щелканье взводимых арбалетов. Из них можно убить или тяжко ранить соответствующее количество людей, прикинул он. Но после этого отряд почти не имеет шансов против тридцати или сорока оставшихся. Выбрать направление и прорываться?
Навстречу им вышел человек, без оружия и с поднятой в знак желания вести переговоры правой рукой. Они с Брандом уставились друг на друга.
— Ладно, Вигдьярф, — сказал Бранд. — Мы не встречались со времен Гамбурга. Или это был поход на Оркнейские острова?
— Это было на Оркнеях, — ответил норманн. Он был несколько ниже Бранда, но крепкого сложения, с бычьей шеей и лысый. Могучие руки бугрились мышцами под золотыми браслетами — и то и другое плохой знак. У этого человека был неплохой источник дохода, а в нищих норвежских горах этим источником не могло быть скотоводство.
Вигдьярф пристально взглянул на амулет-молот на груди у Бранда, потом на стоящих рядом со своими лошадьми мужчин и женщин.
— Ты в странной компании, — отметил он. — А может быть, и не в такой уж странной. Когда человек начинает носить на шее эти штуки, я всегда жду, что следующий его шаг — стать христианином. И что потом? Он начинает разговаривать с трэлями, помогает им бежать. Сам становится трэлем. Ты уже дошел до этого, Вига-Бранд? Или еще что-то осталось от тебя прежнего?
Бранд соскользнул со своей малорослой лошадки и с топором в руке шагнул вперед.
— Давай покороче, Вигдьярф, — сказал он. — Когда мы последний раз виделись, ты даже не чирикал. А сейчас ты думаешь, что стал кем-то. К чему все это? Ты что, собираешься со своими братанами просто грабануть нас? Перед тем мы многих из вас убьем, это уж не сомневайся.
Позади него Озмод поднял арбалет, прицелился в толстый дуб около дверей храма и нажал на спусковой крючок. Неуловимый глазом полет, и эхо от удара разнеслось по примолкшей площади. Озмод неторопливо перезарядил — четыре ловких движения, щелчок, и новая железная стрела встала на свое место.
— Попробуй-ка ее вытащить, — продолжал Бранд. — Или у тебя другая задумка? Может быть, только ты и я, один на один?
— Только ты и я, — согласился Вигдьярф.
— И если я выиграю?
— Свободный проход для всех вас.
— А если победишь ты?
— Мы получаем все. Лошадей, рабов, мужчин, женщин. Для женщин у нас место найдется. Но не для мужчин. Ведь у трэлей, которым позволили думать, что они тоже люди, появляются странные мысли. Их всех отправим на священные деревья, на корм воронам Одина. Может быть, мы оставим в живых некоторых, если увидим, что они не опасны. Но ты же знаешь, как мы тут обходимся с беглыми. Если не убиваем, тогда кастрируем и клеймим. Самое надежное средство. Но у тебя есть другой выход, Бранд. У тебя лично, то есть. Просто отойди от них. Они не из твоего народа. Отдай их, присоединяйся к нам, и никаких хлопот ни тебе, ни мне, мы даже дадим тебе долю с добычи.
— Не пойдет, — сказал Бранд. Он подбросил топор, ухватил его обеими руками. — Здесь и сейчас?
Вигдьярф помотал головой.
— Слишком много народу хочет посмотреть. Я им сказал, что ты согласишься. Сейчас они собираются со всех хуторов трех долин. Площадку для поединка мы разметили там, у реки. Завтра утром. Только я и ты.
Пока Шеф слушал их разговор, разговор, который обещал ему клеймо, холощение и рабский ошейник, он ощутил на загривке знакомую хватку, которая означала, что его ждет видение. На этот раз он не противился тому, что должен был увидеть. Как и на кургане в Гедебю, его глаза оставались открытыми, он по-прежнему видел маленькую замызганную площадь, деревянный храм, напряженно выжидающих вооруженных мужчин. Но в это же самое время другая картина разворачивалась перед его взором, впитывалась его зрением, словно выколотый его глаз находился сейчас где-то в другом месте, сообщая о том, что видит так же хорошо, как и уцелевший.
Он увидел большую мельницу, похожую на одну из тех, что Удд показывал ему в Каупанге, с двумя горизонтальными жерновами, лежащими друг на друге, и с засыпным желобом сверху. Но не было ни шестерней, ни бегущей воды. Помещение было сухим, как во время засухи в знойное лето, пыль столбом поднималась с земли, и не было ни капли воды, чтобы прибить ее.
В пыли двигался человек, одинокая фигура, медленно и упорно налегающая на рычаг ворота. Рычаг, толстый, как рулевое весло корабля, был прикреплен к верхнему жернову, и, когда человек толкал рычаг, жернов поворачивался круг за кругом. И круг за кругом двигался человек, все в тех же четырех стенах, никогда не отдыхая, не останавливаясь, никогда не видя ничего, кроме одной и той же запыленной комнаты.