Короткие крепкие стрелы неслись по лагерю, сражая на своем пути людей, пронзая кожу и кольчуги, распарывая полы палаток.

Первая шеренга уже успела натянуть тетиву для перезарядки, а вторая прошла вперед, дождалась взмаха руки ярла и обрушила на лагерь вторую волну смерти.

Испуганные вопли, крики тревоги смешались с перекрывшим гул сражения многоголосым стенанием. Обернувшись, викинги Ивара с ужасом видели, как тылы их строя выпалываются подчистую. Тем временем викинги Пути и не думали повременить со своим неистовым натиском, желая, напротив, вложить в него все силы без остатка, поскольку им было обещано, что он продлится считаные мгновения.

Первый отряд лучников снова изготовился к стрельбе. Покончив с перезарядкой самострела, каждый арбалетчик ступал в бреши между стрелками из второго отряда и спешил сомкнуться со своими товарищами. Кому-то это удавалось сделать быстрее, кто-то замешкался. Шеф, скрипя зубами от нетерпения, дождался, пока ряд не сомкнулся — это было важно для того, чтобы придать залпу по-настоящему убойную силу, — и затем снова сделал отмашку.

Англичане успели дать четыре залпа. После четвертого к ним уже бежали озверевшие воеводы викингов, на ходу выкрикивая команды, пытаясь построить защитников лагеря. Ноги последних то и дело увязали в тлеющих угольках костров и в ворохах обрушенных палаток. Когда же они подобрались, англичане вновь исполнили распоряжение ярла. Тот, кто успел зацепить тетиву на собачку, произвел последний выстрел и стремглав уносился прочь вслед остальным арбалетчикам — а точнее, мимо и за спины воинов с алебардами, которые изготовились к бою за их спинами и сейчас чуть расступались, давая проход лучникам. Спустя миг они вновь сомкнули ряды и ощетинились остриями алебард.

— Ни шагу вперед, стоять на месте! — крикнул Шеф. Последний арбалетчик исчез из виду. Трудно сказать, услышан ли был его призыв, — рев сражения становился оглушительным. Оно готовилось вступить в стадию, в обсуждении которой Бранд прибегал к самым мрачным предсказаниям: он не верил, что эта худосочная мелкота устоит против напора громил Ивара.

Англичане четко выполняли приказ. Недвижимо застыв на месте, они выровняли ряд наконечников своих оружий, причем воины во втором ряду положили алебарды на плечи товарищей. Даже тот из воинов, чьи внутренности сейчас разъедал червячок страха, понимал, что от него не ждут подвигов. Он должен выполнить лишь то, что ему по силам. Да и ударной мощи натиску викингов уже явно недоставало. Многие были сметены железным шквалом, выпущенным из арбалетов, причем немало среди них оказалось воевод Ивара; другие же колебались или, во всяком случае, были не готовы к решительным действиям. Волна атакующих, как неизбежность, накатывалась на англичан по частям и разрозненно. Первым делом нападавшего ждал тычок наконечником алебарды, затем сыпались удары лезвием топора, а попытки викингов прорубить бреши в рядах, не пожелавших защитить себя щитами, пресекались внезапными выпадами алебард из второго ряда. Очень скоро викинги вынуждены были бесславно откатиться назад, свирепо озираясь то на недрогнувший строй немощных с виду врагов, то друг на друга, желая, видимо, решить, кто их них возглавит следующую попытку прорыва.

Но за их спинами уже гремело ликующее эхо. Бранд-Убийца, почувствовав, как редеет и комкается строй врага, державший его молодцов, наскоро отобрал самых могучих из них и бросил в сердцевину сечи. Те в считаные секунды начали одолевать. Строй распался. Ратоборцы Бранда стремительно оттирали смешавшиеся ряды в разные стороны, расчищая простор для остальных нападавших.

Сплошь и рядом воины Рагнарссона кидали на землю мечи. Сражаться далее не имело смысла.

Наблюдая за ходом битвы со стороны реки, Ивар Рагнарссон не испытывал на этот счет сомнений. Сон на «Линдормре» — так назвал он свою ладью — оказался слишком глубоким. Из-под одеял он выскочил тогда, когда оставалось лишь созерцать, но никак не пытаться менять ход сражения. А теперь — вновь испытывать леденящий привкус поражения.

Он знал, почему это произошло. Бойня, которая не прерывалась в течение этих нескольких дней, врачевала его душевные раны. Он наконец дал себе роздых, утолив снедавшее его бешенство, ранее утишаемое разве что нечастыми и непостоянными подношениями в виде любезностей его братьев, а также прилюдными истязаниями, которые Великая Армия готова была до поры до времени стерпеть. Итак, он ублажил себя, но пресытил кровожадность своих головорезов. Боевой дух пошатнулся. Не чересчур, но достаточно для того, чтобы вложить чуть меньше рвения в то бешеное усилие по защите лагеря, которое требовалось во время этой вероломной вылазки.

Собственное поведение не заставляло Ивара сокрушаться. Его терзало лишь то, что у руля этой вылазки стоял, разумеется, Сигвардссон. Это его повадки: ночная атака, как можно более быстрое проникновение внутрь укрепления, а потом, когда его люди изготовились отразить напор, подлейшая вылазка с тыла. Не лучше ли вновь избежать такого желанного еще вчера свидания? Победители тем временем вовсю наседали и приготовились угостить Ивара еще одной неожиданностью, загодя спустив вниз по течению Уза на утлых шаландах и плотиках и переправив на другой его берег с десяток вращательниц и камнетолкалок. Первые уже выстроились на берегу усилиями усердных керлов. Когда же свет забрезжил сильнее, Рагнарссон увидал нацеленные на его корабли камнетолкалки, что стояли чуть в отдалении.

На самом же «Линдормре» к орудиям приникли еле живые от страха рабы Йоркского Минстера. При первых признаках нападения они сорвали с машин чехлы, закрутили рычаги и вложили стрелы. Теперь они недоуменно поглядывали на Ивара, теряясь в догадках, какой он предложит им взять прицел. Тот тем временем поднялся на борт и запрыгнул на планширь.

— А ну, отчаливай, — крикнул он. — Бросьте машины. Берите шесты. Мы уходим.

— Ты так быстро решил бросить свою армию? — спросил Дольгфинн, наблюдавший за этой сценой в окружении нескольких бывалых шкиперов. — Ни разу даже не подняв на врага меч? Если начать рассказывать об этой истории, кое-кому это может не понравиться…

— Я не бросаю армию. Я хочу приготовиться к удару. Прыгай на борт, пока не стало поздно. Но у тебя есть выбор: можешь ловить здесь миг удачи, чтоб продать себя подороже, как старая потаскуха…

От такого оскорбления краска мигом хлынула в лицо Дольгфинна; он шагнул вперед, стискивая рукоять меча. Вдруг на виске его словно выросло красное оперение, и он грохнулся оземь. По павшему к их ногам лагерю веером развернулись арбалетчики, добивая то, что они готовы были принять за очаги сопротивления. Ивар юркнул за толстые брусья своей машины, стоявшей на самом носу судна. Не имевшие сноровки в таких делах рабы долго отталкивали «Линдормр» от берега, и взгляд его вдруг упал на знакомую сухопарую фигуру, оставшуюся стоять на берегу.

— Ты… быстро. Прыгай сюда.

Архидиакон Эркенберт явно против своей воли приподнял полы рясы, перелетел через узкую полоску воды и угодил прямо в объятия Ивара.

Ивар внушительно ткнул пальцем в сторону арбалетчиков, которых нетрудно было разглядеть в брызнувших лучах солнца.

— А вот еще одни устройства, о которых ты забыл мне рассказать. Ты, видать, и сейчас мне скажешь, что их просто не существует. Знай: если я сумею дожить до завтрашнего дня, то сумею и вырезать из твоей груди сердце, а от Минетера твоего не оставлю камня на камне.

Рабам же он скомандовал:

— Кончайте с этим. Бросьте якорь. Скиньте на берег сходни.

Окончательно сбитые с толку рабы, поднатужившись, скинули на берег громоздкие, в два фута высотой, сходни с планширя. Ивар подкатил к себе машину так, чтобы ее опорный брус оказался за его спиной, словно спинка кресла, устроился поудобнее, все так же при этом сжимая запястье архидиакона, и приготовился созерцать истребление своего войска. Страха у него не было, а дума на сердце была одна-единственная: омрачить врагу радость победы, сдобрить горчинкой его ликование…